«Ты просто будешь смотреть или пойдёшь за мной?»
Её голос был низким, дымным обещанием в насыщенном влагой ночном воздухе — разительный контраст с приглушённым рёвом паба, который мы только что покинули. Она не стала ждать ответа, уже поворачивая за угол в узкий, тускло освещённый переулок, где щёлканье её каблуков отдавалось эхом от сырой кирпичной кладки. Я последовал, моё сердце отбивало лихорадочную дробь в груди, а весь мир сузился до покачивания её её бёдер и запретного волнения, сжимавшегося в животе.
Все десять минут назад она была по ту сторону полированноq стойки.
Её звали Виктория. Я узнал это после второй порции виски, которую она налила щедрой рукой и с понимающей улыбкой. Весь вечер она была вихрем небрежной грации, ослепительной деталью интерьера в шумном, переполненном пабе. Каштановые волосы, собранные в неаккуратный, но продуманный пучок, несколько выбившихся прядей касались затылка. Простой чёрный топ, облегающий каждую линию тела, и глаза цвета тёмного мёда, которые задерживались на моих на секунду дольше, чем нужно, всякий раз, когда она передавала мне мой бокал.
Наш флирт был медленным, сладостным томлением. Случайное прикосновение пальцев, когда она давала сдачу. Общий смех над глупой шуткой какого-то посетителя, и её взгляд, находивший мой через всю комнату, словно только мы двое были в курсе. С каждым новым заказом расстояние между нами, казалось, сокращалось, наполняясь невысказанной напряжённостью.
И когда толпа наконец поредела, она наклонилась над стойкой, вырез её топа приоткрылся, даря сокрушительный glimpse кружева и тени. От её кожи веяло ароматом цитруса и ягод можжевельника.
«У тебя опасный взгляд», — произнесла она, её голос был всего лишь шёпотом, предназначенным только мне.
«Может, я просто смотрю на что-то опасное», — парировал я, мой собственный голос прозвучал хрипло.
Она улыбнулась — сокровенно, порочно. «Мой муж думает, что я провожу инвентаризацию».
Эти слова обрушились на меня как ушат ледяной воды и одновременно как стопка текилы. Замужем. Это должно было стать знаком «стоп». Точкой. Но то, как она это сказала — словно признание, словно вызов — лишь затянуло меня глубже. Она увидела борьбу на моём лице.
«Он дома. Спит. А я — здесь, — прошептала она, её взгляд скользнул к моим губам. — И я весь вечер не могу думать ни о чём, кроме того, как ты на меня смотришь. Словно ты видишь меня насквозь».
И вот, в переулке, мир сократился до нас двоих. Одна мигающая лампочка над стальной служебной дверью отбрасывала длинные, пляшущие тени. Воздух пах вымытым дождём бетоном и отдалённым запахом мусора, но я мог дышать только ей.
Она повернулась ко мне лицом, прислонившись спиной к прохладной кирпичной стене. Бравада, с которой она держалась в баре, сменилась на нечто более искреннее, уязвимое и одновременно жаждущее. «Это безумие», — выдохнула она, но её руки уже тянулись ко мне, втягивая меня в тень вместе с собой.
«Я знаю», — прорычал я, моё тело пересилило разум. Мои руки обхватили её талию, жар её кожи проникал сквозь тонкий хлопок топа. Я чувствовал изгиб её позвоночника, частый стук её сердца у моей груди.
Я больше не спрашивал. Согласие читалось в том, как её тело выгнулось навстречу, в том отчаянном тихом звуке, что она издала, когда я наклонился и наконец-то — наконец-то! — прикоснулся своими губами к её губам.
Её губы были мягкими и имели вкус сахара и виски. Её поцелуй не был нежным; он был голодным, лихорадочным, полным сдерживаемой потребности и выпущенным на волю желанием. Её язык встретился с моим, и мощный заряд чистейшего, неразбавленного вожделения пронзил меня. Мои руки скользнули вниз, сжимая её ягодицы сквозь узкие джинсы, притягивая её плотнее к твёрдому выступу моего возбуждения. Она простонала прямо в мой рот, двигая бёдрами, трение было сладкой, сводящей с ума пыткой.
Я прервал поцелуй, переходя губами по изящной линии её шеи, ощущая вкус соли на её коже. Она с вздохом откинула голову, предлагая себя. Мои пальцы возились с пуговицей на её джинсах, звук застёжки-молнии, расстегнутой в тишине переулка, прозвучал как выстрел.
«Пожалуйста», — взмолилась она, и её голос дрожал. Большего мне не требовалось.
Я стянул её джинсы и тонкое кружево трусиков с бёдер одним стремительным движением. Они упали к её щиколоткам. Она сбросила их ногой, и я развернул её лицом к стене, прижавшись своим телом к её спине. Мои губы вновь нашли её шею, пока руки исследовали обнажённую кожу её бёдер, ягодиц, идеальные округлые формы её попки.
«Боже, ты прекрасна», — прохрипел я, мой голос был густым от желания.
Я провёл одной рукой вокруг её бедра, и мои пальцы погрузились в влажные шёлковые завитки между её ног. Она уже была мокрой, горячей и готовой. Из меня вырвался низкий, гортанный стон. Я ввёл в неё палец, и её внутренние мышцы сжали его, такие тесные, такие влажные. Она вскрикнула — резкий, приглушённый звук в её собственное плечо, которым она упиралась в кирпич.
«Ещё, — задыхаясь, проговорила она, двигаясь навстречу моей руке. — Мне нужно больше».
Я убрал палец, расстёгивая ремень дрожащими, торопливыми руками. Я освободил свой воспалённый член, и прохладный воздух стал шоком для моей горячей кожи. Я направил себя к её входу, головка скользнула по её влажным складкам. Я замер на бездыханную секунду, напряжение было невыносимым.
«Виктория», — произнёс я, последний, сорвавшийся вопрос.
Её ответом было движение навстречу, она приняла в себя первый дюйм с резким, задыхающимся вдохом.
Этого было достаточно.
Я вошёл в неё, погружаясь до самого основания одним плавным, мощным толчком. Она взвизгнула — грубый, нефильтрованный звук удовольствия, который поглотили стены переулка. Она была невероятной — такой тесной, такой невозможной горячей, сжимающей меня как кулак.
Я сразу задал жёсткий, отчаянный ритм. Здесь и сейчас не было места нежной любви. Это было чистейшее, беспримесное траханье. Только шлепок кожи о кожу, наши прерывистые дыхания и её сдавленные, полные наслаждения рыдания были нашей музыкой. Я держал её за бёдра, фиксируя, пока входил в неё, и каждый толчок достигал такой глубины, от которой у неё темнело в глазах.
Я чувствовал, как сжимается пружина моего собственного оргазма, бело-горячий узел в животе. Я провёл рукой спереди, найдя её клитор, набухший и жаждущий. Я растирал его быстрыми, отчаянными кругами, продолжая входить в неё.
«Вот так, — крякнул я, прижавшись лбом к её плечу. — Кончи для меня. Дай мне это почувствовать».
Её тело застыло. Конвульсия потрясла её, и затем она разлетелась на куски вокруг меня, её внутренние стенки сжимались в яростном, восхитительном ритме, выжимая мой член, вытягивая из меня моё семя. С последним, глубоким толчком я кончил, мой стон слился с её, когда я излился в неё, зрение помутнело, и всё моё существо сосредоточилось на пульсирующем, опустошающем наслаждении.