Полуденное солнце палило каменную террасу, раскаляя воздух до дрожащего марева. Карсон вытер пот со лба, и грубая щетина кисти в его руке скребну по шершавой штукатурке внешней стены виллы. Спина ныла — глухая, привычная боль, говорившая о слишком долгих часах работы и слишком ушедшей молодости. Он трудился с рассвета, полный решимости сделать хоть что-то с этим доставшимся ему кусочком Италии, пока не кончился свет.
На его работу упала тень. Лука.
Молодой человек стоял там, с мотком нового электрического кабеля, перекинутым через плечо, словно лавровый венок. Он был без рубашки, и его кожа лоснилась легкой испариной, подчеркивая упругие, рельефные мышцы груди и живота. Темные кудри прилипли ко лбу. В двадцать пять его тело было воплощением непринужденной силы, от которой Карсон остро и щемяще ощутил каждый из своих сорока пяти лет.
«Scusa, signore», — сказал Лука, его голос был низким раскатом. — «Я закончил внутри. Проводка… она старая. Очень плохая».
Карсон отложил кисть. «Grazie, Лука. Ты много работаешь».
Медленная, спокойная улыбка расползлась по лицу Луки. Его английский был неуверенным, но язык выражений лица — беглым. «Sì. Жарко. Вы… вы тоже много работаете». Он жестом указал на наполовину окрашенную стену, а затем на пластиковую канистру с водой, стоявшую в тени корявой оливы.
Горло Карсона пересохло. Он подошел к канистре, плиты террасы были теплыми под его босыми ногами. Он налил чашку, отпил большими глотками; вода была тепловатой, но божественной. Он чувствовал на себе взгляд Луки — ощутимая тяжесть, скользившая вдоль линии его собственного влажного от пота позвоночника, выпуклости плеч. Он замечал этот взгляд сегодня уже не впервые. Искра, горячая, как солнце, разгорелась внизу живота.
«Воды?» — предложил Карсон, протягивая чашку.
Лука кивнул, сделав шаг ближе. Слишком близко. Его запах — прогретая солнцем кожа, чистый пот и что-то земляное, вроде розмарина — накатил на Карсона. Их пальцы соприкоснулись при передаче чашки, будто разряд статики в влажном воздухе. Лука пил, его кадык ходил вверх-вниз. Капля воды сорвалась с его губ, проложила путь по сильной шее, над ключицей и скрылась в темных волосах на груди.
Карсон не мог отвести взгляд. Желание нахлынуло внезапно, физическим давлением в груди и в паху. Это безумие. Он был американцем средних лет с разваливающейся виллой, а Лука был… совершенством. Воплощенной юностью и жизненной силой.
Лука опустил чашку. Его темные глаза, обычно такие дружелюбные и сосредоточенные на работе, теперь хранили иной вид напряженности. Вопрос. Он не отступил. Он перевел взгляд с глаз Карсона на его губы, потом медленно, намеренно, обратно вверх.
«Fa caldo», — пробормотал Лука. Жарко.
«Sì», — выдохнул Карсон, и итальянское слово показалось ему чужим и правильным на его языке. — «Molto caldo».
Расстояние между ними испарилось. Первым двинулся Лука, один шаг, который почти столкнул их обнаженные груди. Карсон чувствовал жар, исходивший от кожи молодого человека. Рука Луки поднялась, мозолистые пальцы слегка дрожали, замеряя в сантиметре от челюсти Карсона.
«Posso?» — прошептал Лука. Можно?
Мир Карсона сузился до этой руки, этих глаз, до бешеного стука собственного сердца. Все мысли, все доводы утонули в волне чистого, ноющего желания. Он сделал самый маленький, самый отчаянный кивок.
Прикосновение было электрическим. Ладонь Луки была шершавой против его щеки, большой палец провел по щетине вдоль линии челюсти Карсона. Поцелуй не был робким. Он был голодным, столкновением накопленного напряжения и томления, пропитанного солнцем. Губы Луки были твердыми, настойчивыми, и Карсон ответил им с равным пылом, стон вырвался из его горла. На вкус он был как вода и лето.
Руки Карсона нашли талию Луки, горячую и гладкую кожу над твердыми мышцами. Он притянул его ближе, их тела слились, и ощущение твердой эрекции Луки, давящей на его собственную сквозь тонкие рабочие штаны, вызвало головокружение. Да. Боже, да.
Они разорвали поцелуй, дыша прерывисто. Глаза Луки были дикими, потемневшими от желания. «Dentro», — выдохнул он, кивнув в сторону затененного, прохладного интерьера виллы. Внутри.
Карсону не потребовался перевод. Он позволил Луке вести себя за руку, через арочный дверной проем, в полутемную, пыльную гостиную, где были разбросаны урывочные брезенты и инструменты. Контраст между ослепительным солнцем и прохладной тенью был ошеломляющим, но ничто не могло сравниться с огнем, который Лука разжигал внутри него.
Прижав его к голой каменной стене, Лука снова захватил его губы. Этот поцелуй был глубже, влажнее, языки скользили навстречу друг другу в горячем, скользком танце. Руки Карсона бродили по спине Луки, чувствуя, как двигаются и играют мощные мышцы. Он слегка провел ногтями вдоль ложбинки позвоночника Луки, и молодой человек содрогнулся, прижавшись к нему, и ragged стон прозвучал прямо в губы Карсона.
Пальцы Луки возились с пуговицей рабочих штанов Карсона, потом с молнией. Звук был неприлично громким в тихой комнате. Он стянул ткань с бедер Карсона, освобождая его ноющий член на прохладный воздух. Дыхание Луки сперлось. «Bello», — пробормотал он, обхватывая сильной, огрубевшей от работы рукой его длину.
Прикосновение было почти невыносимым. Голова Карсона откинулась на камень, из горла вырвался сдавленный крик. Он смотрел, завороженный, как Лука опустился на колени на пыльный брезент, его глаза не отрываясь смотрели на Карсона.
«Лука…» — задыхаясь, произнес Карсон, и имя прозвучало как молитва.
Затем рот Луки оказался на нем, горячий, влажный и идеальный. Он принял Карсона глубоко, его язык обвил головку, прежде чем скользнуть вниз по стволу с уверенной легкостью, которая разрушила последнюю связную мысль Карсона. Его руки впились в темные кудри Луки, не толкая, просто цепляясь, пока волны чистого, беспримесного наслаждения не прокатились через него. Зрелище — этот красивый, полуобнаженный юноша на коленях, служащий ему с такой жаждущей преданностью под сводчатым потолком его собственной виллы — было самой эротичной вещью, которую он когда-либо видел.
Он чувствовал напряженное движение щек Луки, вибрирующий гул его стонов. Собственные руки Луки впились в бедра Карсона, пальцы вдавливались, притягивая его глубже. Ритм был неумолимым, идеальным, влажным трением, которое сжимало и сжимало напряжение в животе Карсона.
«Sto per… Я сейчас…» — выдавил Карсон, смесь языков срывалась с его губ.
Лука поднял на него взгляд, его глаза были затуманены похотью, и ускорил темп, принимая его до самого основания. Этого было достаточно. Карсон кончил с хриплым криком, его тело выгнулось, когда он излился в ожидающий рот Луки. Лука проглотил каждую каплю, его горло работало, пока Карсон не истощился, дрожащий и ослабевший, прислонившись к стене.
Медленно Лука отпустил его, откинувшись на пятки. Влажная, удовлетворенная улыбка тронула его распухшие от поцелуев губы. Он поднялся, его собственная эрекция явственно выпирала под штанами. Без единого слова он взял руку Карсона и положил ее на твердую длину.
«Per favore, Карсон», — прошептал Лука, его голос был густым. Пожалуйста.
Рука Карсона легла на твердую, горячую выпуклость в брюках Луки. Мольба в темных глазах Луки была неприкрытой, отчаянной. Per favore. Это единственное слово, прошептанное в пыльной тишине, сожгло последние остатки колебаний Карсона.
Он сжал ладонь, прижав ее к твердому контуру, и Лука резко выдохнул, дернув бедрами навстречу прикосновению. Собственная усталость Карсона исчезла, сметенная свежей, электрической волной желания. Он еще не закончил. Он хотел большего.
Он наклонился вперед, захватив губы Луки глубоким, властным поцелуем. На языке Луки он чувствовал свой собственный вкус — соленый, интимный — и от этой совершенной неправильности, этой совершенной правильности, у него пошла кругом голова. Его пальцы потянулись к пуговице на брюках Луки, суетясь с той же поспешностью, что была у Луки мгновением раньше.
Ткань поддалась. Он стянул их вниз, и член Луки высвободился, толстый и покрасневший, на фоне его загорелого живота. Капля влаги поблескивала на головке. Карсон обхватил его рукой, замирая от шелковистого жара, от мощной пульсации под его ладонью. Лука вскрикнул — резкий, гортанный звук, отозвавшийся от каменных стен.
«Cazzo… sì…» — задыхался Лука, впиваясь пальцами в плечи Карсона.
Но Карсон не хотел просто стоять. Он хотел чувствовать. Он хотел Луку под собой, над собой — ему было все равно. Пыльная брезентовая ткань на полу, казалось, манила к себе, широкое, забытое пространство в центре комнаты. Нежным, но настойчивым толчком он повел Луку назад.
Глаза Луки расширились от понимания, а затем вспыхнули диким, жадным светом. Он позволил себя вести, высвободившись из брюк и отшвырнув их в сторону. Теперь он был полностью обнажен, великолепный в тусклом свете, каждая мышца напряжена в предвкушении.
И тогда, с силой, от которой у Карсона перехватило дыхание, Лука развернул их импульс вспять. Его руки метнулись вперед, схватив Карсона за талию. Мощным, плавным движением он провернул их и толкнул.
Спина Карсона ударилась о слои брезента на полу, удар — мягкий шлепок — поднял облачко мелкой пыли, заплясавшее в солнечном луче, падавшем из высокого окна. Не успел он и ахнуть, как Лука уже был на нем. Он оседлал бедра Карсона, его мощные бедра прижали ноги Карсона, его собственное возбуждение настойчиво упиралось в живот Карсона.
Его вес был невероятен. Твердый. Настоящий. Руки Карсона взметнулись к бедрам Луки, пальцы впились в упругую плоть. Лука смотрел на него сверху вниз, его кудри спадали на лоб, грудь тяжело вздымалась. Он был видением юного голода, и он весь принадлежал Карсону.
«Adesso», — прохрипел Лука. Сейчас.
Он начал двигаться. Медленный, размеренный поворот бедер, втирая свой член в член Карсона, который уже с шокирующей скоростью вновь твердел. Трение сквозь тонкий слой расстегнутых брюк Карсона и его собственных трусов было восхитительным, грубым, сводящим с ума дразнением. Лука наклонился ниже, уперся руками по бокам от головы Карсона и снова захватил его губы. Поцелуй был неряшливым, сплошные языки, зубы и общие, прерывистые вздохи.
Мир Карсона сузился до точек соприкосновения: горячее, потное скольжение груди Луки о его собственную, восхитительное давление в месте их соединения, царапание грубых лобковых волос Луки о его кожу. Он выгнул спину, встречая давящий ритм Луки толчок за толчком.
«Così… così…» — нараспев повторял Лука между поцелуями, его голос был надломленным, хриплым. Вот так.
Карсон чувствовал, как напряжение сжимается в теле Луки, пружина, заведенная до невозможного предела. Он провел руками вверх по потной спине Луки, чувствуя, как с каждым движением напрягаются и расслабляются мышцы. Он схватил Луку за задницу, сжал, притянул его сильнее вниз, подгоняя.
Ритм ускорился. Бедра Луки стали лихорадочным поршнем, сухое, грубое трение превратилось во что-то более влажное, скользкое, по мере того как предэякулят размазывался между ними. Звук был непристойным — мягкий, влажный шлепок кожи о ткань, их прерывистое дыхание, случайный стон, будто вырванный из самой сердцевины Луки.
Карсон потерялся в этом. Пыль в ноздрях, вкус пота на шее Луки, когда он уткнулся в нее лицом, всепоглощающий жар молодого тела, окружавшего его. Он провел годы, чувствуя тихое одиночество, тупую боль в груди. Это было противоположностью. Это был огненный шторм, сжигающий все это дотла.
«Ti sento», — выдохнул Карсон, его сломанный итальянский был сырым признанием. Я чувствую тебя.
Ответом Луки был разбитый стон. Он откинулся назад, сев прямо, упершись руками в грудь Карсона. Его глаза были крепко зажмурены, лицо — маска мучительного наслаждения. Он прижимался к Карсону с новой, отчаянной интенсивностью, его живот сжимался, все тело трепетало на краю.
Карсон больше не мог терпеть. Он сунул руку между их тел, стащив свои трусы достаточно, чтобы высвободить свой ноющий член. Он обхватил их обоих одной большой, мозолистой ладонью, сжав их длины вместе.
Ощущение было электрическим. Прямым. Кожа о горячую, пульсирующую кожу.
«Sì! Sì, Carson!» — закричал Лука, его бедра затряслись.
Этого было достаточно. Тело Луки застыло. Глухой, гортанный крик вырвался из его глотки, когда он кончил, горячие полосы яростными пульсациями размазались по животу и груди Карсона. Карсон смотрел, завороженный, как лицо Луки преображалось в экстазе, голова запрокинута, сухожилия выступили на шее.
Вид, чувство того, как Лука содрогается в разрядке, столкнули Карсона с его собственной пропасти. Его собственный оргазм накрыл его, волна такой силы, что выжгла зрение. Он толкнулся вверх в свой собственный кулак, в мокрый, горячий беспорядок между ними, и его собственное семя присоединилось к Лукиному, добавив скользкого жара на его коже.
Долгий миг в огромной комнате звучало только их прерывистое дыхание. Лука рухнул вперед, поймав себя на локтях, его лоб опустился на плечо Карсона. Его тело все еще вздрагивало крошечными отголосками.
Запах секса, пыли и пота висел в воздухе. Рука Карсона, липкая и теплая, медленно разжалась, упав на ткань рядом с ним. Он чувствовал, как сердце Луки колотится о его собственное, неистовый ритм, постепенно успокаиваясь.
Лука уткнулся носом в его шею, его дыхание было горячим. «Mio Dio», — прошептал он, его голос был разбит.
Карсон просто держал его, его руки гладили влажную кожу спины Луки. Солнечный луч сместился, теперь освещая участок стены, где была намотана новая электрическая проводка, ожидая своего часа. Реальный мир, работа — все это все еще было там. Но здесь, на этом пыльном полу, было выковано нечто иное.
Лука наконец поднял голову. Его глаза были мягкими, пресыщенными. Он посмотрел на беспорядок на груди Карсона, затем снова на его лицо. Медленная, ленивая улыбка расползлась по его губам.
«Di nuovo», — пробормотал Лука, его большой палец провел по нижней губе Карсона. Снова.